Особенности национального хамства
Среди нас много хамов — это факт, который стоит признать со всем смирением. Однако утверждение, что хамство является исконной чертой русского характера, тут же наткнется на множество противоречий: ведь очень многие исследователи находят в русском человеке мягкость, доброжелательность и доброту. И, тем не менее, откуда оно берется?
Хамство, или, более научно, маргинальное поведение, неизбежно возникает при катастрофической ломке общественного строя. Это реакция среднестатистического человека на перемену социального статуса (маргинализацию), которая бывает положительная ("из грязи в князи") и отрицательная ("от тюрьмы и от сумы не зарекайся"). Вполне адекватный в родной деревне крестьянин-общинник быстренько становится отпетым хамом, попав в условия города или в "дворовые"; или же погибает, опускается, не выдержав городской конкуренции. "Совок" в западном супермаркете выглядел изумленным слоном в посудной лавке, вчерашний пэтэушник, разбогатевший на спекуляциях ваучерами — карикатурным "новым русским". Хамство в его социальном смысле есть ничто иное, как защитная реакция человека, испуганного новыми, непонятными и зачастую агрессивными условиями. Так шипит и царапается домашний кот, впервые в жизни вынесенный на открытый воздух — от страха и незнания, как вести себя в новом, непривычном мире.
В то же время, несколько лет пребывания в каком-то определенном социальном состоянии, даже не в самом высоком, наводят на человека определенный лоск принадлежности к сословию. Несколько поколений социальной стабильности прививают потомкам маргиналов вполне импозантные стереотипы поведения. Путешественники любуются особой элегантностью потомственных итальянских нищих; спокойствие и доброжелательность русских крестьян-общинников отмечали все иностранцы, бывавшие в России, не исключая даже критически настроенного маркиза де Кюстина. Катастрофический рост хамства произошел сразу после освобождения крестьян: неустроенные, незащищенные люди неизбежно озлобились, что хорошо видно на примерах поведения разновременной русской толпы в ситуации "все дозволено".
В 1826 году император Николай I официально вступил на престол. Коронация проходила, по старой традиции, в Москве. При раздаче угощения народ, естественно, "заволновался", полиция начала было "принимать меры", но тут государь неосторожно громко произнес: "Это их, не трогайте". Понято было буквально; толпа бросилась на павильоны, смела все "гостинцы", разобрала на доски павильоны и даже помост, с которого наблюдала "чистая публика". Но что удивительно: притом, что изрядную часть составляли пьяные, притом, что в ней было много "баб брюхатых и имеющих на руках робенков", число тяжело пострадавших составило три человека, а легко — четырнадцать. Ни одного погибшего, хотя были снесены вчистую крепкие деревянные строения и помост со зрителями! Присутствовавший "при сем" французский поэт Ансело, конечно, был изрядно напуган, но счел справедливым отметить, что, случись подобное во Франции, без огромного количества жертв не обошлось бы. В данном случае избежать катастрофы помог особый такт и деликатность русского мужика, который даже в пьяном состоянии и получив монаршье дозволение "повеселиться", не считал возможным топтать упавших и давить "брюхатых баб". Однако прошло несколько десятилетий, крестьянская община начала рушиться, новый, капиталистический образ жизни еще не сложился, и, как следствие, опасно вырос уровень маргинализации общества. Чем окончилась коронация следующего по счету (и последнего) Николая в 1896 году хорошо известно, — "ходынкой". Погибло 1389 человек. На этот раз беспорядки прогнозировались заранее, меры безопасности были предприняты. Не учли, похоже, только одного — народишко опаскудел. Квартирный вопрос испортил. А решить его не успели — грянула революция, принесшая новую волну маргиналов, потом коллективизация, потом — война, потом — перестройка. Оттого хамство на Руси уже век, как не переводится.
Итак, секрет хороших манер прост: несколько поколений социальной стабильности. Англичане и французы не испытывали коренной ломки общественного строя в течение столетий; более того, они благополучно сплавляли все это время толпы маргиналов (в основном — разорившихся крестьян) в колонии; потому у них нет хамства, — во всяком случае, на поверхности. А ведь в прошлом даже англичане были вполне "нормальным" народом. Вот что писал Дж. Оруэлл, автор знаменитой антиутопии в 1940-е годы: "Англия действительно претерпела значительные перемены. Немногим более века минуло с тех пор, когда отличительным признаком английской жизни была ее жестокость. Судя по литографиям, простолюдины проводили время в почти бесконечных драках, распутстве, пьянстве и травле собаками привязанных быков. Более того, наглядно изменился даже внешний облик людей". Пожалуй, лишь ко времени Второй Мировой войны привычки дрессированных джентльменов-аристократов окончательно распространились во всем британском обществе. "Бомбежка — не повод класть локти на стол". Очаровательно. Но не надо завидовать — у нас все впереди, главное — не трясти. Не кантовать. Пожить немножко без революций — и все образуется. И на локти обратим внимание, лишь бы никто не бомбил, хватит уже. Пушкин говорил, что принадлежит ко второму поколению "непоротых дворян": похоже на правду, где-то как раз два поколения (50 лет) "непоротых" нужно, чтобы справиться с маргинальными замашками.
Для сравнения рассмотрим еще один заповедник патентованного хамства. США — страна эмигрантов и, следовательно, маргиналов по определению. Попадая в новые для них условия, они еще более маргинализировались, как правило, попадая поначалу на самое дно общества и лишь неимоверным трудом добиваясь социального статуса, аналогичного таковому у более-менее коренных американцев. В большей степени это относится к ситуации на рубеже XIX-XX веков, но в некотором смысле применимо даже и к нынешней "утечке мозгов". Следовательно, американскому населению внутренне присущи постоянно обновляемые маргинальные привычки — вероятно, в той же степени, что и русскому, хотя и по совершенно иным причинам. Тем не менее, все люди, знакомые с этой страной не понаслышке, утверждают, что американцы — очень доброжелательные и милые люди. Такое стало возможно благодаря развитой системе сегрегации, незримо отделяющей разные слои населения друг от друга. Американские хамы проживают отдельно, в особых "неблагополучных" районах, куда приличные люди просто не ходят. В России, по нашей старой коммунальной привычке, все вперемежку.
А вот с Германией сложнее. Тут, пожалуй, как раз тот случай, когда хамство является национальной чертой, ибо, в отличие от России, четко фиксируется историческими источниками и безоговорочно подтверждается соседними народами, да и самими немцами. Русские читатели наслышаны о немецком хамстве от Бунина и Набокова; однако иных примеров также предостаточно.
Во времена реформации римский священник Антонио Кампани ездил в Германию увещевать местное население вернуться в лоно Святой церкви. Натерпевшись там всякого от народа, радостно исповедавшего лютеранство в его первой редакции ("никаких добрых дел, спасение одной верой"), он, возвращаясь на родину, на самой границе вылез из повозки, повернулся к покидаемой стране спиной, приподнял рясу и произнес на классической латыни сакраментальную фразу: "Aspice nudatas, barbara terra, nates" ("Любуйся, варварская страна, на обнаженные ягодицы"). Несколько ранее (в V-м веке) рафинированный галло-римский аристократ Сидоний делился со своими читателями воспоминаниями о "прелестях" постоя у себя в имении отряда наемников-германцев. Впечатление однозначное — хамы. Заметим, варваров кругом было предостаточно, но самого четкого определения во всей античной литературе удостоились именно германцы. Грубые, жестокие и высокомерные хамы — вот общее мнение древних авторов. А вот предков славян описывают по-разному: от традиционного набора варварских черт до вполне идиллического портрета: "дремлют, убаюканные своими песнями".
Немецкое высокомерие и немецкая спесь отмечаются во всех веках: в XVII-м, когда немцы были известны в Европе в качестве наемников-ландскнехтов; в XVIII-м, когда они имели репутацию восторженных романтиков; в XIX-м, когда считались рациональными и расчетливыми дельцами; в XX-м — когда дважды вновь навлекали на себя звание жестоких чудовищ. Высокомерие всегда было стержнем германского характера, все остальное могло меняться. И даже сейчас, когда за населением ФРГ закрепилась репутация делового и добродушного народа, всякий, кто встретит толпу немецких туристов, будет неприятно поражен их развязностью и шумностью. Именно немецкая национальная философия дошла до апофеоза высокомерия, до субъективного идеализма, когда "весь мир моей души великой порожденье". Корни кайзеровского национализма и немецкого фашизма — в этом глубоко укорененном в сознании физиологическом самодовольстве.
Что думают обо всем этом сами немцы? Они согласны. О "немецкой спеси" говорит такой национальный автор, как Ремарк, Ницше, невольное знамя национал-социализма, упоминал "немецкую культуру в сочетании с немецким хамством", наконец, никто иной, как Фридрих II утверждал, что "немецкая спесь не уступает французскому тщеславию". Бертольд Брехт в начале 1930-х годов высказал нелицеприятное суждение: "Германия — страна Денкесов" (Денке — сумасшедший преступник, убивавший людей "второго сорта" с целью утилизации трупов). Какая горькая ирония в этих словах: "лучшие люди Германии, судившие Денке, недостаточно учли в его поведении черты подлинно германского гения. А именно — методичность, добросовестность, хладнокровие и умение подвести под всякий свой акт прочную философскую базу". Сколь ужасно подтвердила история правоту Брехта!
Что же касается Лютера, самого немца из всех немцев, то он и выразился определеннее всех: "Мы, немцы, в большинстве своем такие свиньи, что не имеем ни разума, ни морали". И еще, чтобы паства не сомневалась: "Если бы кто-нибудь захотел изобразить сегодняшнюю Германию, ему пришлось бы придать ей черты огромной свиньи". Впрочем, надо помнить, что речь идет о временах незадолго до воцарения Ивана Грозного, за которые нас тоже немало порицают.
Конечно, все эти высказывания — глубоко внутренние, рассчитанные укорить своих соотечественников, сделать их лучше. Можно сказать, рефлексирующая совесть нации. Ничуть ни в меньшей степени, Германия — страна романтиков, композиторов, поэтов и ученых. Кроме того, во многом именно благодаря своей самоуверенности и спеси немцы добились высокой репутации "локомотива Европы". Однако из приведенных цитат все же можно сделать вывод, особенно актуальный для нас, русских: у каждого народа есть недостатки. Право же, не одни мы бичуем собственные пороки: французы склонны усматривать в себе "рабскую психологию" (правда-правда!), испанцы корят себя за лень и вековую отсталость от Европы. Изрядную долю немецкого высокомерия в несколько более рафинированной форме переняли англосаксы (ибо они — суть германцы). Француз Лебон констатирует то, что сами англосаксы, особенно в американском варианте, признают крайне неохотно: "презрение к иностранцу и к их обычаям превышает до известной степени в Англии даже то, какое некогда питали римляне в эпоху своего величия по отношению к варварам" и далее: "Нет ни одного английского политического деятеля, который не считал бы относительно другой нации совершенно законными поступки, рискующие вызвать самое глубокое и единодушное негодование, если бы они практиковались по отношению к его соотечественникам. Несомненно, что это презрение к иностранцу, с точки зрения философской, есть чувство очень низменного свойства; но с точки зрения народного благосостояния, оно крайне полезно".
Но куда же делось это патентованное германское хамство? Оно было съедено десятилетиями социальной стабильности и благополучия. Еще один пример, что социальная компонента хамства, как явления, значительно превосходит национальную.
НОСТАЛЬГИЯ ПО НАСТОЯЩЕМУ
Вспомним историю государства Российского, и поневоле сделаем вывод: нет, мы, по природе своей — совсем другие. "Воздвигнутое русским народом государственное здание не основано на костях попранных народностей" (Данилевский). Что бы не верещали эти самые народности, так оно и есть. Если уж мы кого не жалеем, так в первую очередь — своих; кошмарить другие народы ради благосостояния этих самых "своих" нам неудобно, хотя в сердцах, бывает, и выражаются в этом роде, но потом самим становится стыдно. Стало быть, русский характер следует выводить из прямо противоположных посылок, нежели германский. Вот ведь как странно выходит, наперекор всем стереотипам: немцы — спесивые романтики. А кто же тогда русские? Несколько забегая вперед скажем: очень неуверенный в себе. И, чтобы не навлекать упреков в нескромности, пусть продолжит француз Фуллье: ". великий славянский народ с очень положительным и реалистическим складом ума".
С тем, что мы не похожи на немцев, согласен Галковский ("Бесконечный тупик"): "Чувство, напрочь отсутствующее у русских — это органическая, естественная наглость". Достоевский: "русские люди долго и серьезно ненавидеть не умеют, — не только людей, но даже пороки". Но отсутствие чего-либо — не есть черта характера. А что тогда присутствует, что составляет первооснову характера? Галковский походя роняет загадочную фразу: "Русский ощущает себя не совсем настоящим". Безусловно, очень глубокая мысль. Если немцы дошли до логического конца в своем самомнении, объявив весь мир несуществующим без себя любимого, то антиподом подобной точки зрения будет признание нереальности себя самого во вполне объективном мире. То есть крайняя точка русской философии — отрицание себя; растворение в чем-то вроде буддисткой нирваны. То-то наша интеллигенция так стремится в Тибет! Однако и христианство вполне согласуется с принципом самоотречения, и, быть может, даже и получше. Просто нынешнее поколение интеллигентов — из "инженеров, творящих НТР с девяти до пяти", а буддизм как раз грешит некоторым сходством с классической физикой и вообще ближе к техническому рационализму.
Все понятия, которым пытались охарактеризовать русский характер славянофилы: соборность, общинность, поиск царствия небесного при весьма слабо звучащем мотиве собственного благополучия, все это — от ощущения себя "не вполне настоящим". Последствий этого базового архетипа, как условно "положительных", так и столь же условно "отрицательных" ничуть не меньше, чем у немецкого вульгарного самоутверждения. Раз не совсем настоящий, значит, могу быть кем угодно. "Я-царь, я-червь, я-раб, я-бог". Не в этом ли источник русского самозванства? Похоже, именно у нас это специфическое явление расцвело наиболее пышным цветом, совпав с национальной жаждой очарования: все эти лжедмитрии, лжепетры, княжны таракановы и царевны анастасии, они, кажется, и в самом деле верили в свое, что ли, право на Игру. Случай с Лжедмитрием поразительный, такое могло произойти только на Руси: самозванца признала мать убиенного царевича; не из страха, а от того самого мучительного желания очароваться: вот он мой сынок, живой! И вот они оба играли: один — в почтительного сына, вторая — в любящую мать. И верили, и не верили одновременно; этакий полусон-полуявь. Когда Лжедмитрия убили, от царицы стали требовать опровержения. Она ответила просто: "Теперь-то что? Чай, не воскресите". Удивительно. Вот какие мы.
А как же реалистический склад ума, о котором говорил Фуллье? Ошибался? Ничуть. Если немцы способны быть романтическими хамами, если англичане — жестокие джентльмены, а американцы — могущественные и богатые маргиналы, отчего же русскому не быть мечтательным реалистом? Примеров реализма, мудрости, воли россиян можно набрать предостаточно, и самым убедительным из них будет факт существования российского государства, возросшего в удивительно неблагоприятных условиях.
Старшее поколение помнит, как после войны по вагонам ходили нищие с гармошками, представлялись сыновьями Анны Карениной, погибшей под поездом. И, что странно, им подавали, — жалели, мамка, вон, под поезд попала. И не от глупости вовсе, знали прекрасно, что Каренина — литературный персонаж, а все равно ведь жалко. Пусть врет, но хорошо ведь врет, и не от легкой жизни. И рука тянется дать копеечку. Русский человек умеет верить, оставаясь на строгой рациональной почве. Это не легкомыслие, не глупость, это именно умение верить в чистом виде, способность осязать мечту каким-то неизвестным анатомии органом. "Очарованный странник" — вот русский тип, верно подмеченный Лесковым. В конце концов, ладно, пусть парадокс. Но никакой характер нельзя описать, избегая парадоксов; где нет противоречий, там нет развития. А противоречие идеальной русской мечты и неустроенно-бытового русского хамства одной-единственной фразой разрешил Достоевский: "Судите русский народ не по тем мерзостям, которые он так часто делает, а по тем великим и святым вещам, по которым он и в самой мерзости своей постоянно воздыхает".
Хамство в России стало национальной идеей
Более тридцати лет назад известный русский писатель Сергей Довлатов сформулировал: «Хамство есть не что иное, как грубость, наглость, нахальство, вместе взятые, но при этом — умноженные на безнаказанность».
Фото: Алексей Меринов
Мы, похоже, несколько подзабыли вывод Сергея Довлатова. Мы поэтому время от времени со всем пылом души бросаемся на расшифровку того же самого, пытаясь подвергнуть предмет скрупулезному разбирательству. Мы очень хотим понять, что это такое. Мы хотим разобраться. Нам очень надо со всех сторон его рассмотреть. К какому варианту относится «Мы вас рожать не просили», а к какому «Мусор наш будет вашим»? И заходим в тупик, пытаясь квалифицировать «необъяснимое явление». Мы понимаем, что нам впаривают невиданное фуфло, но не можем точно сказать, зачем нам его впаривают. На лицо неприкрытое издевательство. Но бессильны мы в наших попытках его предотвратить. В этом, заметил замечательный писатель, состоит сила гнусного явления и удручающая слабость наша.
Между тем поразительно высок уровень этого явления при всей его пошлости проявления. Очевиден он и в нашей массовой пропаганде. Она у нас, скажем прямо, тупая и противоестественная. Она у нас по всем параметрам превосходит вывод Довлатова, добавляя к нему понятие «неприкрытая агрессивная подлость». Дополняют его и все другие виды того, о чем говорил талантливый писатель. Поле, иными словами, для интерпретации открывается необозримое. Обозреть никому не под силу. Да и как обозреешь, когда сама наша «неухоженная повседневность» — бескрайнее пространство для систематического проявления всех видов этого феномена в условиях, с одной стороны, его процветания, а с другой — тщательной маскировки.
Приведу в этой связи случай, случившийся со мной лично. На первый взгляд ничего особенного. Делаю это каждый день. Вот и решил выйти утром из своей квартиры на улицу. Вышел и увидел: улицу опять, как в прошлом году, перекопали, взломав предварительно весь асфальт вместе с бордюрными камнями. Теперь я должен ходить не по тротуару, а по каким-то доскам. Кто отвечает за хамство со взломом, с которым столкнулся я на своей родной улице? Пошел дальше и увидел навесной плакат на строительном заборе: «Здесь будет вырублено 28 деревьев, а посажено 8». Хамство, на мой взгляд, равняется уничтожаемым деревьям с целью лишить людей их законного права жить среди зеленых насаждений, а не в условиях плотной каменной застройки. Хотел крикнуть: «Вы слышите то, о чем я подумал?» И понял, что этого либо никто не услышит, либо (в лучшем случае) мне ответят: «Мы вас услышали!», если куда-нибудь напишу про плакат на заборе. Но никто никаких деревьев назад не вернет. А если и вернет, то сами знаете, что и в каком виде.
Жив ли образ давнего и классического трамвайного хама? В литературе — да, а так почти нет. Как-то увял и растворился в толпе. В тумане утра голубого видел вчера одного, но и он куда-то пропал. Вскоре, наверное, он будет занесен в Красную книгу исчезающих явлений повседневности в их классическом варианте и возрождения постклассическом.
Там же, возможно, окажется и неприкрытое издевательство в учреждениях торговли. Речь идет о снижении уровня грубости продавцов, а не о хамском качестве продуктов питания, густо замешанных на пальмовом масле и выдаваемых за первосортные. Это такой вид издевательства над потребителем, который в Красную книгу никогда не занесут, а в тома уголовного дела могут. Там оно и получит свое особо мощное развитие. А то, что было в советские времена, так это было еще при Довлатове, до его отъезда из Советского Союза в США. Тогда продавец у нас был «все», а человек в очереди — «ничто». Длинный людской хвост, стоявший за отдельной колбасой, был готов на любое проявление грубости со стороны упитанной тети-продавщицы. Она кричала: «Эй, дядя! Ты чего рожу кривишь? Ты, дядя, рожу-то не криви, колбасы тебе не достанется! Я тут одна, а вас-то вон сколько!» И бессилие свирепствовало среди обездоленного тотальным дефицитом населения советского государства.
Отметим теперь, что мы в большинстве своем пока еще люди. Мы знаем, что живем теперь в другой России. Почти уж тридцать лет мы в ней живем. В стране, где, по словам социологически опрошенных, с хамством мириться не хочет никто. Люди так о себе и говорят: «Чай не советские времена. На кой черт я буду мириться с ним? Нет уж! Сразу в репу!» А хамство — именно повседневное — никуда не делось. Особенно чувствителен разгул его среди депутатов, полицейских чинов, руководителей среднего звена. Самодурство, наглость, идиотство, глупость в моде.
Мы вообще разнообразного нашего хамства очень много видели. Того, трамвайного, больше нет в его «чистом виде», а все остальные есть. И «бабки». Они, заметим, повод для какого-нибудь ухоженного господина проявить себя во всем блеске творчества. Именно потому, что очень наглый этот господин и похож, по выражению известного публициста, «на прыщ земли русской». А еще потому, что за «бабки» человек у нас (ради хамского обращения с ним) иной раз способен подвергнуться любому унижению. Что скажут, то и сделает. О чем ни наврут, в то и поверит. Процесс отрезвления, конечно, идет и приближается к некоторому даже сопротивлению, но пока еще слишком медленно и слишком локально. Теперь человеку мало, если ему просто сказать, что вот этот дядя самый изощренный в мире хам. Надо, чтобы он в это поверил и с заунывной радостью, как прежде, не проголосовал за установку прижизненного памятника этому дяде. Апологетика Сталина — тоже распространенный мотив. Он особенно яростно популярен среди не ведающих ни стыда, ни совести, а тупо повторяющих заведомую чепуху: «Был самый эффективный менеджер!» И отечественный Интернет. На какой сайт ни зайдешь, где обсуждают очень серьезные вещи о том, как нам всем дальше жить, так в комментариях обязательно прочитаешь: «Че за рожа такая? Чего тебе, сволочь, надо?»
Слышен таким образом охамевший до полной узнаваемости голос нашей повседневности. Отчетливо слышен. Самые благие надежды меркнут и сдаются. Самые нежные, лирические души грубеют под напором нашего родного повседневного «феномена», сформулированного русским писателем не так уж много лет назад. А внешность бывает очень милой и невинной, даже рекламной. Иной раз не успеешь оглянуться, а тебе уже нахамили. Стоишь потом и репу чешешь, озираясь по сторонам. И не видишь того, кто нахамил. Ну и идешь дальше с тихой мыслью, что что-то показалось тебе то ли от усталости, то ли от прогрессирующего бессилия…
Почему хамов становится все больше в чем причина?
Почему в РФ хамства становится все больше,все хамят всем,продовцы хамят покупателям,покупатели продовцам,врачи хамят пациентам и наоборот,не говоря того что творится на дорогах там ситуация вообще за гранью добра и зла,дети хамят взрослым,чиновники хамят простым людям,интелегентные люди,пенсионеры,да и просто скромные люди боятся выходить на улицу из-за гопников разной пьяни и быдла которое может нахомить на ровном месте, с каждым годом ситуация только усугубляется,такое ощущение что Россия катается в пропасть невежества,средневековья и мракобесия.
Хотелось бы узнать ваше мнение по этому вопросу?
Лично мое мнение.
В России много хамства из-за того, что хамит, при чем безнаказанно сама власть.
Как тут не вспомнить насмешливые слова Медведева, относительно того, что надо делать в отсутствии денег. Да еще и с хорошим настроением. Кто-то из власти ему указал на отвратительность его слов? Нет. Наоборот, Президент РФ его оправдал.
Отношение к человеку — ничто, деньги — всё. Вот кредо современного российского общества, в котором более высшая ступень смотрит с презрением на низшую. Вот такая вертикаль, которая была выстроена с вертикалью власти.
Вот именно так я вижу ситуацию. И пока будем терпеть откровенные издевательские высказывания, ничего не изменится. Не смеялся над ними надо, а призывать отвечать за слова.
почему Вы решили, что их становится больше? Хамов в России всегда было — море-окиян, и если тонкая прослойка, считающаяся интеллигенцией, всё больше напоминает хамов с дипломами, то это явление ещё академик Д. С. Лихачёв и писатель А. И. Солженицын объясняли (каждый по-своему).
Лихачёв писал о том, что интеллигентность никак не зависит от просто образования
Солженицын написал знаменитую статью "Образованщина", в которой очень наглядно показал разницу между подлинной русской интеллигенцией и советским её эрзацем.
До великих и выдающихся мне, конечно, далеко, но собственное мнение о причинах тотального хамства как характерной черты российского общества на протяжении веков (а не чего-то, случившегося в последнее время) тоже имеется. Оно подробно изложено в этом ответе. Крепостное право в прошлом и отсутствие подлинной свободы личности в настоящем постоянно порождают хамство.
Кстати, о х. продавцов. При советской системе кухонные диссиденты полагали, что именно она их порождает. Строй сменился, а х. в магазинах осталось, наверное, потому, что многое стало другим лишь на словах.
На мой взгляд, главные причины хамства — это низкий уровень воспитания и вседозволенность.
Помню как то ехала в маршрутке,молодая еще была,студентка,воткнула наушники,еду слушаю музыку.Рядом сидит женщина средних лет. Она все поворачивалась и смотрела на меня недовольно. Потом вижу, она мне что то говорит.Убираю наушники,а она орет на всю маршрутку на меня, что мол музыка громко ну ка быстро все выключай! Я к ней поворачиваюсь и говорю спокойно и вежливо: Извините,пожалуйста,я сделаю тише,но вы могли и спокойно меня об этом попросить.
Женщина потеряла дар речи, она так и не нашла, что сказать. После этого я пришла к выводу, что хамство присуще не только молодежи, но и вообще всем возрастам. Ведь если бы перед ней сидела бы такая же женщина,она не позволила бы себе орать, а видя что сидит молодая девчонка,можно вполне себе это позволить — вседозволенность.
Но несмотря ни на что отвечайте на хамство вежливостю — это обескураживает и служит немым уроком для хамов!
Русское хамство?
Вопрос о русском хамстве – больной вопрос. Ведь и правда на Западе люди гораздо более вежливы, доброжелательны, улыбчивы. Попадает русский человек «туда» и думает о том, какие приятные люди его окружают, и как должно быть замечательно жить среди таких людей. А потом возвращается на Родину и тут же погружается в атмосферу тотального хамства. Хамят все от кондуктора до чиновника, от продавца до политика. Тот же Жириновский – это ведь просто воплощение торжествующего хамства. Он очень умный человек, но в большую политику пробился не при помощи интеллекта, а благодаря изощренному, максимально циничному хамству. И он не смог бы пробиться, если бы в нашем обществе не было запроса на хамство. По сей день люди воспринимают его эпатаж без брезгливости и отторжения, напротив, с веселым задором рассказывая друг другу: «Ты слышал, как он её?»
У нас как-то не принято быть любезными. Люди, если и не хамят друг другу, они всё равно остаются угрюмо недоброжелательными. Это уже не везде и не всегда так, но согласитесь, что этого хватает и примеров у каждого достаточно.
Мне кажется, наше хамство – черта вовсе не русская, а советская. Как пришел в 1917 году к власти наглый тупой хам, так он никуда и не уходил. Разрушить нормы поведения гораздо легче, чем их потом восстановить. Если простейшую бытовую вежливость у нас принято было считать подозрительными «буржуйскими штучками», если в высоких кабинетах засело откровенное быдло, так вы думаете достаточно отменить советскую власть, чтобы всё стало по-прежнему? Как, если сословия, которые были носителями норм приличного поведения, великий хам уничтожил физически?
Но сейчас не об этом. С некоторых пор я начал понимать, что склонность к хамству не только не основная характеристика, но и вообще не сильно существенная. То, что касается модели поведения, это внешнее, это пустяки по сравнению с тем, что внутри человека. Я знал много людей хамоватых, откровенно не умеющих себя вести, которые, когда доходило до дела, проявляли такую человечность, такую самоотверженную готовность придти на помощь ближнему, что оставалось только брать с них пример. А знал немало и других людей, умеющих себя вести безупречно, но абсолютно безразличных ко всему, что не касается их персоны. Хотя и хам, конечно, может быть злым, и безупречная вежливость не всегда скрывает холодный эгоизм, эти понятия вообще не находятся ни в каких отношениях. Хочу лишь сказать, что внутреннее важнее внешнего, и тот, кто видит в русском народе только хамство, тот не многое способен видеть. Русские люди разучились себя вести, но убить русскую душу великий хам не смог, а душа русского человека в среднем гораздо более отзывчива и человечна, чем душа среднего европейца.
Поэтому такое удручающее впечатление произвели слова Алексея Серебрякова о том, что русская национальная идея – это сила, наглость и хамство. Во-первых, он сказал глупость, потому что перечисленное им – это человеческие качества, а не идея, это из разных смысловых рядов. А, во-вторых, неужели никаких иных качеств он в своём народе не увидел? Неужели наглость и хамство, по его мнению, настолько исчерпывающе характеризуют русских, что об этих качествах применительно к нашему народу надо говорить в первую очередь, а можно этим и ограничиться? Высказывание Серебрякова характеризует вовсе не русский народ, а его самого, причем, как человека неумного, поверхностного, мелкого. Всегда уважал Серебрякова, как актера, а теперь уже не смогу всерьёз воспринимать то, что он делает на экране. Трудно будет забыть, что вижу лицо мелкого человека. Не говоря уже о том, что Серебряков, оказывается, эмигрировал в Канаду. Если ему там лучше, чем в России, значит у него душа не русская.
С русским хамством примерно то же самое, что и с грязью на улицах наших городов. Приезжают соотечественники из Европы и начинают умиляться: «Ах, как там всё чистенько, ах какая у нас грязища». Каждый раз хочется закричать: «Неужели вы у себя на Родине не способны увидеть ни чего, кроме грязи?» Да, хватает у нас грязищи, и это во многом из-за того самого бескультурья. Но это десятое дело. В России есть много замечательного, чего нет нигде в мире.
Русские люди в среднем гораздо глубже и сложнее европейцев, русские мыслят гораздо свободнее, то есть не на столько клишированно, заданно. Русские гораздо духовнее, то есть не на столько ещё погрязли в мыслях исключительно о материальном, как европейцы. Русские гораздо более естественны, натуральны, в нас меньше искусственности, фальши. Русский народ – носитель великого множества абсолютно уникальных качеств, перечисление которых заняло бы целую книгу. Пушкин сказал, что не хотел бы родиться среди другого народа. И я тоже.
Но то, что есть в нашем народе хорошего, надо уметь чувствовать, это не на поверхности, для того, чтобы оценить русский народ по достоинству, надо обладать определенной личностной глубиной. При этом у нас есть много плохого, но оно не настолько значительно, как хорошее, хотя порою сильно раздражает. А умиляться на ритуальную европейскую вежливость, на их фальшивые приклеенные улыбочки, на эти стандартные выражения пластиковых лиц, да ещё и завидовать им, ещё и хотеть жить среди них, могут только люди неразвитые и примитивные.